Когда я проснулся, в комнате было совсем тихо, только по углам шебуршились шебуршунчики. Я рявкнул на них спросонок, они испуганно затихли, и только тогда я удивился: откуда в моей комнате шебуршунчики? Почему именно шебуршунчики, а не вертунчики или шурушпанчики?
Поймав одного, с тёмной шёрсткой и длиннющим цепким хвостом, я понял, что это может быть только шебуршунчик. Он поглядел на меня глазками-бусинками, цапнул за палец и побежал по своим делам.
Пока я ругался, из-за шкафа деловито выглянул бякабука, почесал в затылке и перебрался под кровать. "Наверное, днём они спят под кроватью", - решил я и пошёл чистить зубы.
Зубной щётки на полке не оказалось. Собственно, никакой полки тоже не было. Из пола сиротливо торчала одинокая труба, а в ванне за занавеской парочка ухогрызов мирно хрустела остатками раковины. Я не стал им мешать и отправился на кухню.
На кухне и вовсе творилось чёрт знает что. Несколько уже знакомых мне шебуршунчиков раскачивали люстру, добросовестно визжа и дрыгая задними лапками. На полу валялась разбитая банка позапрошлогоднего варенья, и какой-то проглод с аппетитом поедал осколки, брезгливо стряхивая с них варенье. В чайнике кто-то проникновенно гудел. Раковина, как ни странно, была на месте, хоть и слегка обглоданная, и в ней уютно устроился маленький серенький камнеежка. В холодильнике слышался шорох и раздавались одобрительные восклицания.
Я пожал плечами и вернулся в комнату. В комнате сидело Белое Безобразие. Оно было совершенно белое и вполне безобразное.
- Ну и ну! - только и сказал я.
- Кто бы говорил, - откликнулось Белое Безобразие.
А потом оно меня съело.
2006